Русская литература конца ХХ —начала XXI века

Дина Ильинична Рубина

    Дина Ильинична Рубина (род. в 1953 г.), русский писатель, киносценарист, редактор. Первый рассказ «Беспокойная натура» был опубликован в журнале «Юность» в 1971 году. В конце 1990 года уехала на постоянное место жительства в Израиль. Является автором рассказов, повестей, вошедших в сборники «Когда же пойдёт снег?..», «Отворите окно!», «Старые повести о любви», «Итак, продолжаем!..», «Вавилонский район безразмерного города»; романов «Вот идёт Мессия!», «Почерк Леонардо», «Синдром Петрушки», «Наполеонов обоз».

    В основе многих произведений Д. Рубиной — автобиографический материал: «Я говорю то, что я могу и хочу сказать. Обращаюсь я исключительно к узкому кругу моих любимых людей. Или даже к себе в какие-то моменты. По большей части к себе». Это относится и к рассказу «Уроки музыки», вошедшему в одноимённый сборник. 

    В произведении решается тема познания мира, жизни, её противоречий и многогранности через один из важнейших видов искусства — музыку. Данная проблема актуализирует проблемы духовного взросления; душевной щедрости; памяти о детстве, отрочестве и перенесённых в них психологических травмах; семейных взаимоотношений через призму старшего и младшего поколений; вины за неоказанную помощь тем, кто в ней нуждался.

    Экспозиция рассказа — рассуждения автора о «своих взаимоотношениях с Музыкой» и обещание написать об этом повесть — лирическое отступление прозаика о шестнадцати годах, отданных музыкальному образованию (музыкальная школа, консерватория). Слово «Музыка» не случайно дано с заглавной буквы: к «Её Величеству Музыке» нужно относиться с благоговением, трепетом, глубочайшим почтением и уважением. Героиня называет её то «мачехой», то «отчимом»: «…с отчимом — жёстким, умным и справедливым отчимом, который в самое нужное время выбил дурь из головы и поставил на ноги…» Музыка не прощает лени, равнодушия, она с благодарностью ответит только трудолюбивым, преданным ей, целеустремлённым, умеющим ценить прекрасное.

    Завершает экспозицию, ставшую своего рода лирической прелюдией, всё то же обещание написать «грустную и смешную повесть о своих взаимоотношениях с Музыкой». В середине повествования, вспоминая учёбу в школе для музыкально одарённых детей, прозаик ещё раз вернётся к этой фразе, будто подчёркивая твёрдость своих намерений.

    «Другая история», о которой поведает Д. Рубина, будет скорее грустной и печальной, чем смешной.

    Случай приводит героиню в семью, в которой складываются сложные взаимоотношения: умерла мать, отец много работает (а потом идёт на преступление), чтобы обеспечить детям безбедную жизнь. Старшая дочь Карина заменяет мать брату и сестре в силу своих возможностей.

    В Карине героиня узнаёт себя, с «хмуро-вежливым лицом», «с почти спокойной обречённостью», покорную не от страха, а от «детской деликатности», ребёнка, занимающегося музыкой только потому, что этого хочет отец. Вызывает восхищение жертвенность отца и дочери «во имя любви»; при этом у Карины «отсутствовали музыкальные способности», занятия только осложняли её жизнь, становясь дополнительной обязанностью: «Она готовила обеды, стирала, гладила, ухаживала за дедом и… брала уроки музыки. И ведь, кроме того, она училась в шестом классе и была ”культмассовым сектором”». 

    Музыкальные занятия с Кариной возвращают героиню к воспоминаниям о своём детстве, в котором тоже была музыка. Оказавшись в среде талантливых, одарённых детей в спецшколе, она все эти годы жила среди них просто как «музыкальная девочка»: «Я была простолюдином на светском балу». Воспоминания о детстве для героини по-настоящему болезненны, а встреча с Кариной всякий раз заставляет её вернуться к нерадостному времени: «Школьные годы, музыкальное отрочество — солнечные полосы на жёлтом паркете, — торжественная, одухотворённая, надраенная до блеска моя детская тоска…».

    Концерт в музыкальной школе, где когда-то училась героиня, становится эмоциональной, нравственно-психологической кульминацией произведения.

    Приём антитезы позволяет автору создать, с одной стороны, беспощадный в своей точности портрет мальчика, фамилии и имени которого она не запомнила («Сутулый, долговязый, сумрачный мальчик. Брюки висят, рубашка на спине пузырится — нелепый мальчик»), с другой — описание его же игры на скрипке: «Этот мальчик умеет душу выворачивать, а такое кое-что значит».

    Карина на концерте в музыкальной спецшколе переживает потрясение, ей этот мальчик показался красивым, она прочувствовала и увидела великую силу музыки, преображающую человека, делающую мелким и незначительным то, что в обычной жизни может вызвать улыбку или негативную реакцию.

    После концерта ни героиня, ни Карина не говорят вслух об отсутствии музыкального дарования у девочки, щадят друг друга; наконец установившееся взаимопонимание снимает все существовавшие до сих пор барьеры. Карина вдруг заговорила о матери, поделилась семейными планами на предстоящее лето, впустила в душу человека, подарившего ей возможность соприкоснуться с подлинным искусством. 

    «Другая история» позволяет решать проблемы воспитания и самовоспитания через преодоление трудностей, душевной красоты и щедрости, способности отстоять свою правду и позицию в споре со взрослыми.

    Композиция рассказа кольцевая: автор начинает с воспоминаний о своих музыкальных занятиях и завершает мыслями о них, а также об извлечённых из них уроках: «…мой отчим — музыка, — жёсткий и справедливый, воспитал меня, поставил на ноги и отошёл в сторону, оставив мне очень многое — например, приученность к каторжной работе, к тому, что никто за меня её не сделает». Ещё один важный жизненный урок для героини — пересечение её жизни с судьбой семьи, мужественно и стойко переносящей выпавшие на долю испытания. 

    В произведении преобладают звуковые образы, логично описание впечатлений разных людей от исполняемых музыкальных произведений: «Тогда я заиграла, что помнила и любила всегда — “Фантазию-экспромт” Шопена, эти жемчужные петли нежно-прихотливой мелодии, петли, петли вокруг сердца, и выше — вокруг горла и, наконец, затянутый на рыдании аркан…»; оценка младшей девочки: «Музыка… Красиво… Рассыпается, как шарики…».

    Не меньше поражают нестандартные сравнения, часто используемые автором для обогащения художественной ткани произведения, придания яркости образам: «…сейчас я, как собака-ищейка, иду по следу полузабытых соображений, полузаглохших чувств»; «Я молча наблюдала эту сцену, в которой меня больше всего забавляло моё отсутствие, или, лучше сказать, моё реквизитное присутствие, как буфета, стола или венских стульев»; «И я, обычный ребёнок, здоровое дитя, попала во всё это великолепие как курёнок в ощип…»; «Я была подвешена на крючок “музыкальности” и была на нём, как потрёпанный пиджак».

    «О чём бы ни рассказывал писатель, — признаётся Д. Рубина, — история его жизни и история его души — единственный сюжет, который он пишет, пока дышит». Эти слова можно отнести к рассказу «Дорога домой» (2011), в котором поставлена и решается тема взросления личности как результат жизненных открытий и познания мира в его богатстве, многообразии и бесконечности. 

    Произведение невелико по объёму, состоит из двух сюжетов: событийного (рассказ о бегстве восьми- или девятилетней девочки из пионерского лагеря) и философского (рассуждение о таинственной, недоступной познанию Вселенной, космосе, жизни, мире). Повествование от первого лица придаёт рассказу доверительный характер, позволяет обозначить и подчеркнуть по-настоящему важное для героини, то, что вызвало наиболее яркие эмоции и переживания. Писатель обращается, на первый взгляд, к незначительному эпизоду из своей жизни, но который оставил огромный и важный след в сознании, не вычеркнут из её памяти.

    В событийном сюжете автор сравнивает происходящее с девочкой с поведением кошки, за которой закрепилась расхожая фраза: «Кошка, которая гуляет сама по себе»: «Я же не понимала — кому и чем так помешала моя вольная беготня по окрестным улицам и дворам, чтобы запихивать меня в автобус с целой оравой горластых обормотов, и так далеко увозить: растерянность кошки, выглядывающей из неплотно застёгнутой сумки»; «Я шла, чувствуя направление неким внутренним вектором, как та кошка, которую завезли чёрт знает в какую даль, и для которой дом и свобода важнее сервелата...»

    Непонимание родителей и детей раскрывается на примере отправки в лагерь ребёнка, где, как считают взрослые, ему будет действительно комфортно (лагерь обкомовский, на завтрак дают сервелат и икру, и это во время всеобщего дефицита!). И если родители думают о том, чтобы дитя было накормлено, то девочка не может понять, почему от «вольной беготни по окрестным улицам и дворам» ей нужно отказаться в пользу колбасы.

    Героиня сбегает из лагеря на четвёртый день, отказавшись, как иронично замечает автор, от «счастливого детства под звуки горна». И с высоты жизненного опыта писатель будто вскользь бросает фразу: «Впрочем, я всегда игнорировала счастье». Становится понятно: этот побег — проявление детского свободолюбия, своего рода бунтарство, несогласие с навязываемыми окружающими представлениями о чём-либо. 

    Событийный сюжет разрешается счастливо, без негативных последствий, наказания родителей. А пройденные ночью двадцать километров босиком по силам тому, кто способен отстоять своё право на выбор. Этот сюжет — монолог ребёнка, который, преодолевая трудности, страхи, упорно идёт домой.

    В философском сюжете эстафету принимает взрослый человек, его речь образная, яркая, для него геометрия — знакомая наука, и он с лёгкостью оперирует ею: «…выстраивались фигуры — окружности, углы и трапеции, а прямо в центре неба образовался квадрат — окно, довольно чётко обозначенное алмазным пунктиром». Великолепие и таинственность ночного неба завораживают: «вот-вот что-то произойдёт, мне что-то покажут в этом космическом окне…». Открывшиеся героине в ту ночь истины стали тем самым «окном» в большой мир, который предстояло постигать всю последующую жизнь.

    Героиня ощущает себя «главной осью вселенной, крошечным колышком, вокруг которого вращались бездонные, беспросветные, раз и навсегда неизменные миры...».

    Ключевой образ в рассказе — дорога как символ познания мира, жизни, путь к самому себе, истинному, настоящему.

    Произведение богато художественными изобразительными средствами. В основе событийного сюжета — антитеза, позволяющая увидеть мир взрослых и ребёнка, их ценности. Автор не пытается в негативном ключе представить то, что взрослые считают важным и пытаются внушить ребёнку. За их плечами — не самое счастливое детство, и понятно желание подарить чаду то, чего они были лишены в своё время.

    В философском сюжете антитеза позволяет героине осмыслить происходящее на земле и в космосе, на ночном небосклоне и с уверенностью заявить: «Именно в ту ночь я стала взрослой — так мне кажется сейчас». В конце рассказа открывшиеся истины вдруг приняли характер вопросов, неразрешимых, требующих усилий в поисках ответов на них:

«Что человек одинок?
Что он несчастен всегда, даже если очень счастлив в данную минуту?
Что для побега он способен открыть любое окно, кроме главного, — недостижимого окна-просвета в другие миры..?»

    Метафоры делают текст завораживающим: «белыми прожекторами жарили крупные звёзды»; «медленно ворочались, перемещаясь, маяки поменьше»; «всё плыло и шевелилось, бормотало, заикалось, требовало, вздымалось и опадало в той ужасающей, седой от звёзд, бездне вверху…»; «окно плыло и плыло». Не меньше поражают и эпитеты: «бисерные пригоршни мелких блёстких огней»; «облачка жемчужной пыли»; «бушующие запахи предгорья»; «пепельное небо»; «бездонные, беспросветные, раз и навсегда неизменные миры».

    Рассказ, благодаря наличию двух сюжетов, художественных средств и приёмов, постановке важнейших для каждого человека проблем обретает характер притчи с открытым финалом, приглашает читателя к дальнейшему диалогу.