Анна Андреевна АХМАТОВА

ЛИРИКА АННЫ АХМАТОВОЙ

ЛИРИКА АННЫ АХМАТОВОЙ

    Стихотворение «Рыбак» (1911) вошло в первый сборник Ахматовой «Вечер» и представляет собой образец её ранней лирики. Взяв на себя роль автора-повествователя, поэтесса со свойственным ей тонким психологизмом рассказывает о влюблённости юной девушки в красавца рыбака, который даже не замечает её чувств.

    Композиционно стихотворение состоит из двух частей. Первые две строфы — портрет рыбака, покорителя женских сердец. Он — дитя природы, хорош в своей голубой куртке с распахнутым воротом, цвет которой оттеняет синеву его глаз. Сравнивая этот цвет со льдом, автор подчёркивает холодное равнодушие знающего себе цену героя к восторженным «аханьям» влюблённых в него рыбачек. Эпитеты «едкий, душный» (запах) не только усиливают мужественность образа рыбака, привыкшего к нелёгкому ежедневному труду, но и помогают ощутить его самоуверенность.

    Вторая часть построена на контрасте с первой. Влюблённая в рыбака девочка — героиня этой части — в противовес ему, спокойному и невозмутимому, находится на грани душевного отчаяния. Она могла бы быть романтичной и в своём ожидании счастья чем-то напоминать юную Ассоль, но уже не всматривается в морскую даль, а «…как потерянная бродит // Вечерами на мысу». Вместо романтического настроя первых строф набирает силу драматический пафос безнадёжности. Девочке суждено испытать страдания первой любви, тайной и неразделённой, и эти страдания оставили недобрый след во всём её облике:

Щёки бледны, руки слабы,
Истомлённый взор глубок…

    Выбирая эпитеты, передающие крайнюю степень любовного недуга, Ахматова-поэт остаётся верна первооснове своей ранней лирики, по определению К. Чуковского, «питающейся чувствами необладания, разлуки, утраты». Девочке уже не до игры, и образ крабов, щекочущих её ноги, становится символом той затягивающей «рыбку» сети, из которой невозможно выбраться.

    По мнению критиков, о любви простых людей повествователь говорит так, как человек его духовного уровня рассказал бы о своём чувстве. Мир обычных людей Ахматова наделяет тем же очарованием и той же страстью, что ведомы ей. Уже в самом начале творческого пути, говоря о разлуке, тоске, утрате, поэтесса начинает заполнять первые страницы своей главной книги — книги женской души.

    «Вечером» (1913). «Земная любовь — вот движущее начало лирики Ахматовой» — в этом суждении сходятся все, кто говорил или писал о её поэзии. В состоянии любви мир видится заново: обострены и напряжены все чувства, открывается необычность привычного, особенно если любовь неразделённая, почти трагическая.

    Стихотворение сюжетно: это история свидания, которое происходит в вечернем саду, где играет музыка и богато сервированы столы. Образ пространства разделён на два мира: рушащийся мир лирической героини, наполненный голосами «скорбных скрипок», и спокойный мир её любимого, уверенного в себе красивого господина, скрывающего смех «под лёгким золотом ресниц». Он, подобно пушкинскому Онегину, вполне постиг «науку страсти нежной», поэтому непринуждён и искусен в разговоре и мимолётных жестах:

Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья.
Как непохожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

    Лирическая героиня словно окаменела, но с обострённой проницательностью всё видит, слышит, а главное, понимает, что её не любят. Между тем мгновение назад ей, возможно, верилось, что этот вечер будет самым счастливым в её жизни. Справиться с горем помогает музыка, которой она доверила свою боль. Пронзительность боли подчёркивается резким глаголом «звенела», открывающим стихотворение, а наречие-эпитет «остро» и существительное «во льду» словно усиливают сковавшее героиню оцепенение. В стихотворении нет солнечного света, зелени деревьев, моря, которым всего лишь пахнут устрицы на блюде, — деталь, очень точно дополняющая представление об ограниченном мире сидящего напротив героя, все чувства которого наигранны и поверхностны даже тогда, когда он старается быть нежным: «Так гладят кошек или птиц, // Так на наездниц смотрят стройных...»

    Тогда почему же в последней строфе вновь зазвучавшие голоса скрипок уже не пронзительно звенят, а скорбно поют? Почему острота горя словно уплывает вслед «за стелющимся дымом»? Музыка вра-чует душу героини, в её «скорбных» звуках она слышит властный на-каз: «Благослови же небеса — // Ты первый раз одна с любимым».

    Любимый будет по-прежнему любимым, даже если в своём чувстве героиня останется «одна». Поэтесса не ставит в конце стихотворения восклицательный знак — она ставит точку, которая означает: её героиня — «трагический двойник» автора — раз и навсегда принимает дарованную ей небесами, не зависящую ни от каких горьких обстоятельств любовь.

    Критики справедливо утверждали: поэзия Ахматовой «открывает лирическую душу, скорее жёсткую, чем слишком мягкую... и уж явно господствующую, а не угнетённую». Данное стихотворение не исключение, и это с особой силой подтверждает уверенно прозвучавший, вопреки горестному содержанию, финал.

    «Я не знаю, ты жив или умер...» (1915). Далеко не у всех произведений, принадлежащих любовной лирике Ахматовой, есть адресаты, но данное стихотворение не поэтический вымысел. Оно обращено к талантливому художнику, знатоку поэзии и искусства Борису Анрепу. Они познакомились в 1914 году. Борис очарован Анной, он отмечает её красоту, острый ум, утончённость, покорён её стихами. Она также увлечена его неординарной личностью. «Мне никто сокровенней не был...» — так напишет Ахматова и неслучайно среди множества определений выберет именно этот эпитет: сокровенный — значит, свято хранимый, тайный.169 Тема разлуки с ушедшим на войну дорогим человеком становится главной, заявленной с невероятной силой уже в первой стро-ке, ставшей названием стихотворения, — «Я не знаю, ты жив или умер...». Самое мучительное для лирической героини — неизвестность, за которой всегда скрывается страх потери. Ей остаётся только гадать, где он сейчас. Невыносимо представить, что на земле его уже нет, а если всё же такое произошло, она заранее пытается утешить себя, рисуя столь знакомый нам в фольклоре образ печальной вдовы, которая «в своей вечерней думе» «светло горюет» по усопшему.

    Но душа отказывается принимать подобный исход, и тогда на помощь приходит молитва любящего сердца, способная остановить и даже отменить смерть:

Всё тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.

    Воображение рисует стаю белых птиц, которые своими спасительными крыльями заслоняют любимого от смерти, а синий пожар очей гасит злой огонь войны. Удивителен в этой строфе образ цвета: белый и синий, соединяясь в метафорах («белая стая», «синий пожар»), рождают незримый образ небесных сфер. Вспоминается далёкая Ярославна, посылающая рано утром с высокой городской стены свой плач-молитву о спасении пленённого врагами мужа. И плач этот, как мы помним, был услышан. Неслучайно современник Ахматовой и её друг, поэт Осип Мандельштам, проницательно заметил, что, отличаясь «чистейшим литературным языком... стихи её близки к народной песне не только по структуре, но и по существу, являясь всегда, неизменно “причитаниями”».

    Вкладывая всю силу души в охватившее лирическую героиню чувство, она одновременно, на одном дыхании, прощается с памятью об ушедшей, прежней любви, которая, возможно, ещё томила её. Но усиленное повтором откровение, звучащее в последней строфе, освобождает героиню, нашедшую новую любовь, от власти прошлого. Тот, прежний, кто «на муку предал, кто ласкал и забыл», теперь прощён и становится одним из тех, кто ассоциируется в её памяти со словом «никто».

    Это стихотворение подсказало Ахматовой название сборника — «Белая стая», вышедшего в 1917 году и названного критиками «самой значительной её книгой дореволюционного периода».

    Борис Анреп, художник-монументалист с мировым именем, в центре мозаичного панно «Сострадание» (1952), посвящённого жертвам блокадного Ленинграда, поместил образ Анны Ахматовой, которую благословляет Ангел. Мозаика находится в Лондонской национальной галерее.

    «Мне голос был. Он звал утешно...» (1917). Поэзия Ахмато-вой — не только исповедь любящей женщины, это исповедь человека, живущего всеми событиями и испытаниями своего времени, своей страны. Написанное осенью 1917 года по горячим следам революционных событий стихотворение «Мне голос был. Он звал утешно...» больше, чем подтверждение этой мысли. Строгая библейская форма произведения родственна «Пророку» А. Пушкина. Только в перевёрнутом революцией мире лирическая героиня слышит не голос ангела-серафима, который зовёт поэта к гражданскому служению своему народу, а искусителя, нашёптывающего о личном покое. Сама Ахматова не понимала и не принимала революцию, многие из ближнего круга её друзей уже начинали покидать Россию, в дальнейшем поэтессу ожидали только горестные потери и многолетнее гонение, но в ответ на голос соблазна её героиня не произносит ни единого слова:

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

    Какой бесповоротной силой наполнен глагол «замкнула», как много неприятия скрыто в эпитете «недостойной» и как спокойно и вместе с тем высоко определяется уровень, на котором принимается решение, — уровень «скорбного духа». Разделяя судьбу своей Родины, поэтесса разделяет и её вину, поэтому остаётся на родной земле и в горе, и в радости, как сказано в клятве любящего сердца.

    «Смуглый отрок бродил по аллеям...» (1911). В год 100-летия открытия лицея Анна Ахматова создала поэтический цикл «В Царском Селе», состоящий из пяти стихотворений, третьим из которых стало стихотворение «Смуглый отрок бродил по аллеям...». С самого начала автор завораживает нас ощущением незримого присутствия поэта где-то здесь, в глубине зелёных аллей парка. Этот пушкинский дух, витающий среди деревьев и прудов, наполнил все восемь строк лирической миниатюры простотой и величавостью XIX века, а теплота личных воспоминаний поэтессы о детстве и ранней юности, проведённых ею в Царском Селе, словно согрела эти строки ожиданием возможной встречи с тем, кто навсегда станет главным для Ахматовой и в творчестве, и в судьбе. В открывающем стихотворение перифразе «смуглый отрок» автор рисует сразу же угадываемый нами романтический образ юного Пушкина. Вспоминая себя в лицейские годы, поэт когда-то написал: «Средь отроков я молча целый день бродил угрюмый...» Как тонко в этой строке передаст Ахматова его сокровенный внутренний мир, грусть, мечты. Примечательно: глагол «лелеем» встречается в поэзии Ахматовой только однажды — он раз и навсегда отдан Пушкину. Лелеять — значит нежить, холить, заботливо ухаживать, любовно охранять, оберегать. В строке «...Еле слышный шелест шагов» устанавливается тихий отголосок давнего времени, его эхо, и это ощущение усиливает аллитерация звука [ш]. Образ отдалённого столетием времени незримо присутствует и в начале второй строфы: «Иглы сосен густо и колко // Устилают низкие пни...»

    «Младое племя» подросших сосен, словно останавливая бег времени, заботливо укутывает, «устилает низкие пни», сохранившиеся от тех деревьев, которые были очевидцами первых одиноких прогулок начинающего поэта. И уже не давным-давно, а, может быть, вчера «здесь лежала его треуголка» — неотъемлемая часть мундира лицеистов — и ветер шевелил страницами «растрёпанного тома Парни» —книги французского поэта, в элегиях которого влюблённый лицеист находил отраду.

    Поэт Н. Гумилёв, одним из пер-вых открывший уникальный талант Ахматовой, отмечал: в её поэзии «каждое слово было взвешено и выбрано с необычайной строгостью и скупостью, каждая строфа чеканно воплощала взятый предмет, вызывая у читателя множество ассоциаций... И в этом она достойная ученица Пушкина».

    «Я пришла к поэту в гости...» (1914). У данного стихотворения есть посвящение — Александру Блоку. В своих воспоминаниях Ахматова писала: «Блока я считаю не только величайшим поэтом первой четверти двадцатого века, но и человеком-эпохой, т. е. самым характерным представителем своего времени... он занимал особенное место в жизни всего предреволюционного поколения». В жизни и твор-честве самой Ахматовой Блок всегда оставался старшим поэтом — «учителем и вдохновителем младшего».

    Личных встреч было немного, запись о них, как говорила Ахматова, могла бы уместиться на одной тетрадной странице, но каждая была настолько важной, что поэтесса на всю жизнь запомнила, казалось бы, внешне незначительные, но для неё по-особому значимые слова своего собеседника.

    В гостях у поэта в Петербурге, жившего на Офицерской улице, Ахматова была лишь однажды, в одно из последних воскресений декабря 1913 года. А в самом начале января Блок вместе с письмом получил от Ахматовой по почте стихотворение, которое начиналось строками: «Я пришла к поэту в гости...».

    Несмотря на то что «точный», «вещественный» стиль поэтессы вомногом противоположен романтической манере Блока, стихотворение «дышит» атмосферой его лирики. Как отмечает критик В. Жирмунский, в стихотворении на фоне реалистической картины русской зимы выступает психологический портрет поэта, «тоже реалистический, с глубокой перспективой недоговорённого чувства». Мороз за окнами, «малиновое солнце под лохматым сизым дымом» облаков — этот северный пейзаж подобен портретной раме, оттеняющей сдержанность, немногословность и кажущуюся холодность облика поэта. Но солнце не только за окном — оно в этой «комнате просторной» получило права хозяина, который «ясно смотрит» на пришедшую гостью. Или это пристальный взгляд самого поэта? При таком смешении двух образов возникает фольклорный мотив «солнца ясного», c которым в народе издавна сравнивали очень дорогого человека.

    В третьей строфе лирическая героиня, лишь на мгновение заглянув в глаза поэту, так и не раскроет их магической власти: «Мне же лучше, осторожной, // В них и вовсе не глядеть». Она словно останавливается перед запретной чертой, чтобы не принять ученический восторг за возникающую влюблённость... В последней строфе снова возвращается зимний пейзаж, обогащённый психологическим содержанием предшествующего рассказа:

Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье,
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.

    Ахматова не раскрывает содержания беседы, для неё важно, что это был разговор двух поэтов — учителя и ученицы. Глагол «запомнится» словно вмещает в себя всё нераскрытое содержание разговора, наполняя строку особым смыслом, о котором могут рассказать «дымный полдень, воскресенье», «серый и высокий дом». На этот дом, уходя, оглядывается лирическая героиня и замечает, что он стоит «у морских ворот Невы». Образ-символ морских ворот, Нева, воспетая Пушкиным, означает для Ахматовой благословение на свободный, открытый всем жизненным ветрам, бесконечный, как море, путь.

    Пройдёт меньше года, и обычно сдержанный на похвалу А. Блок напишет Ахматовой, так оценивая одно из её произведений: «Поэма настоящая, и Вы — настоящая».

    «Муза» (1924). Написанное в 1924 году стихотворение «Муза» в послереволюционном творчестве Анны Ахматовой является этапным, раскрывающим суть эволюции темы поэта и поэзии.

    Согласно античной традиции Муза — источник поэтического вдохновения, олицетворённый в образе женщины-богини. Этот образ занимает особое место в поэзии Ахматовой. В целом ряде стихотворений она обращается к Музе, встречается с ней, и каждый раз посланница небес приобретает новые черты: является то «сестрой», то «милой смуглой гостьей», то «двойником», то «соперницей»; бывает странной, насмешливой, строгой, печальной...

    Композиционно стихотворение делится на две части, состоящие из двух четверостиший. В первой строфе лирическая героиня с замиранием сердца ждёт прихода таинственной гостьи, перед властью которой всё недавно казавшееся самым важным отступает: становятся ненужными почести, юность, свобода, и даже сама жизнь, «кажется, висит на волоске». Такое преобразование времени и пространства, названное когда-то Пушкиным «святым очарованьем», происходило 174 уже не раз, поэтому героиня думает, что ничего в облике Музы не изменится: она придёт всё той же «милой гостьей с дудочкой в руке». Так заканчивается первая часть, в которой Ахматова подводит итог своему творческому «младенчеству» — всему написанному до сих пор.

    Вторая строфа начинается двумя короткими неполными предложениями, словно взрывающими замершее время:

И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

    Муза молчит, но в её уверенном движении, внимательном взгляде читается всё, что не сказано словами: это она вместе с Данте — великим итальянским поэтом, автором «Божественной комедии» — прошла девять кругов ада, диктуя ему мрачные картины человеческих страданий, и это её теперь нужно называть не «милой гостьей», а Музой трагедии. Лирическая героиня — Ахматова-поэт — не только мгновенно всё понимает, но и принимает эту миссию. Ещё не написан «Реквием», но она как будто слышит отголоски страшного ленинградского ада, который уже дал о себе знать в расстреле Гумилёва, смерти Блока.

    Литературоведы сравнивают стихотворение Ахматовой «Муза» с «Пророком» А. Пушкина: в обоих произведениях поэты переживают момент духовного потрясения, озарения и получают высокое право владеть «божественным глаголом», чтобы разделить вместе со своим народом трагедию века.

    Стихотворение «Творчество» (1936) открывает поэтический цикл «Тайны ремесла», вошедший в сборник А. Ахматовой «Из шести книг» (1940). Автор не столько затрагивает тему предназначения поэта и поэзии, сколько посвящает нас в святая святых — тайну рождения стиха. Вслед за Пушкиным, поведавшим в элегии «Осень» о том, как «пробуждается поэзия», Ахматова превыше всего на свете ценит состояние творческого напряжения и считает его ниспосланным даром Небес. Но, продолжая пушкинскую тему, Ахматова открывает нам новые грани феномена поэзии. Стихотворение «Творчество» в полной мере доказывает справедливость суждения критиков: поэтесса «не изменяет привычке с настойчивой пристальностью вглядываться в явления жизни и запечатлевать в математически чётких стихах отдельные моменты их движения». «Явлением жизни» становится творчество как особенное состояние души.

    Ахматова не делит произведение на строфы, подчёркивая непрерывность, неудержимость события. Себе она отводит роль повествователя, рождённого быть поэтом. Только тому, кто сам пережил подобное преображение слуха и зрения, дано рассказать о нём так «математически чётко» и вместе с тем удивительно тонко.

    В первых строках образ пространства предстаёт как некий первозданный хаос «неузнанных и пленных голосов», «бездна шёпотов и звонов». Не умолкающий бой часов и повинующийся ему «раскат стихающего грома» возвещают о приближении сокровенного времени творчества.

    Вслед за боем часов возникает звук, который магически преображает пространство и наделяет поэта вещим слухом и зрением:

Встаёт один, всё победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растёт трава,
Как по земле идёт с котомкой лихо…

    Объединяя союзом «как» однородные придаточные части, Ахматова ставит знак равенства между двумя образами-символами: жизни, преодолевающей все преграды («растёт трава»), и неизбежно идущих следом невзгод — вечных спутниц человека («идёт с котомкой лихо»). Так рождается ёмкая формула, исчерпывающе выражающая земной путь. Услышанные «лёгких рифм сигнальные звоночки» устанавливают связь сознания поэта с Космосом. Ум и сердце его становятся принимающей антенной, и кто-то начинает диктовать ему строчки будущего стихотворения, которые «ложатся в белоснежную тетрадь». Эпитет «белоснежная» усиливает мотив божественной сопричастности рождению стиха. Не случайно творчество — одна из ипостасей бога.

    Анна Ахматова, которую в советское время не случайно называли последним христианским поэтом, как никто другой понимала избранничество поэта. Л. Чуковская писала: «Сознание, что и в нищете, и в бедствиях, и в горе, она — поэзия, она — величие, она, а не власть, унижающая её, — это сознание давало ей силы переносить нищету, унижение, горе».

    Образ Родины в творчестве Анны Ахматовой. Стихотворения «Мужество» (1942), «Родная земля» (1961). Образ Родины, родной земли один из ведущих в творчестве А. Ахматовой. Стихи, посвящённые этой теме, не были эмоциональными эпизодическими всплесками. В них заявлялась жизненная позиция: есть Родина — будет жизнь, дети, стихи; нет её — ничего не будет.

    В самые трудные для Отечества времена голос Ахматовой звучал уверенно, органично, сравнимо с голосом набата: «Звучал, как колокол на башне вечевой, // Во дни торжеств и бед народных» (Лермонтов). Именно так воспринимается стихотворение «Мужество», написанное Ахматовой в феврале 1942 года в самолёте, когда её вывозили в Москву из ленинградского блокадного кольца, позднее продиктованное по телефону корреспонденту газеты «Правда».

    Стихотворение звучит как священный призыв, с которым в давние времена русские князья и военачальники обращались к народу, созывая его на решающий бой с врагом, желающим захватить и поработить землю отцов. Героический пафос произведения лишён плакатной патетики, наполнен могучей верой, что всё сказанное непременно исполнится. Этому способствует эмоционально-экспрессивная лексика: фразеологизмы («лежит на весах», «пробил час»), глаголы и глагольные обороты, свойственные публицистическому стилю («не покинет», «мёртвыми лечь», «остаться без крова»), возрастающая градация («сохраним», «пронесём», «спасём»), выразительные наречия-эпитеты («не страшно», «не горько»). Ахматова-поэт обращается к истокам народной русской речи и, выбирая местоимение «мы», по праву говорит от имени всего народа, сплочённого общей бедой.

    Известно: если дому грозит опасность, хозяин спешит спасти самое дорогое для него. Для Ахматовой такой святыней становится «русская речь», «великое русское слово»:

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

    Анна Ахматова (как до неё И. С. Тургенев) связывает судьбу родной земли с судьбой родного языка, слова, служащего символическим воплощением духовного начала Родины. Вынесенное в последнюю строку слово «навеки» звучит как завершающая молитву формула «да будет так»:

Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки.

    Марина Цветаева однажды назвала Ахматову «златоустая Анна всея Руси». Стихотворение «Мужество» в полной мере оправдывает это высокое звание.

    Стихотворение «Родная земля» (1961) было написано, когда Ахматова, испытывая серьёзные проблемы со здоровьем, находилась в ленинградской больнице. Для поэта наступило время подведения итогов, диктующее необходимость выразить свой символ веры — то, что приобрело силу убеждения, стало непреложной истиной.

    В названии заявлена тема, продолжающая традиции русской классической поэзии Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Что значит для человека Родина? Почему жить на родной земле, делить вместе со своим народом все беды и радости, стать частицей этой земли означает любить её?

    Понимая цену каждого слова, Ахматова продолжает и развивает тему Родины, насыщая её вниманием к привычным вещам, стремлением к простоте, за которой стоит мудрость зрелого мастера. Эпиграф, взятый из стихотворения 1922 года («Не с теми я, кто бросил землю…»), только подчёркивает справедливость данного утверждения.

    Слово «земля» в русском языке многозначно. В первом значении это грунт и почва, поверхностный слой нашей планеты. И в этом значении мы, говорит Ахматова, «о ней не вспоминаем даже»: «не носим на груди», «не сочиняем стихи», «не делаем предметом купли и продажи…» Многократно используя отрицание «не», намеренно снижая образ земли-кормилицы, Ахматова-поэт тем не менее проводит незримую параллель со всей жизнью человека: его святынями («в заветных ладанках»), творчеством («стихи навзрыд»), тайными переживаниями («горький сон»), мечтами о счастливой жизни («обетованным раем»), деловыми расчётами («предметом купли и продажи»), болезнями и бедами. Вся жизнь человека проходит на земле, что утверждается поэтом в предельно обыденных образах:

Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чём не замешанный прах.

    Между тем книжное слово «прах» рождает аллюзию на библейский текст о сотворении человека: «И создал Господь человека из праха земного…» Земля не только «строительный материал» для нашего тела, она, «ни в чём не замешанная», несмотря ни на какие «месива» и «крошева», остаётся первозданно чистой и святой. Особенно если это родная земля, объединяющая в слове «мы» народ, ставший лирическим героем произведения. В завершающем двустишии, меняя стихотворный ритм (ямб на анапест), автор раскрывает суть понятия «родная земля», частицей которой является человек.

Могила Анны Ахматовой в посёлке Комарово в пригороде Санкт-Петербурга

    Истина поэта проста: жить на родной земле, лечь в родную землю и стать ею, свободно назвать её своею — всё это и означает любить.

    Сама Ахматова выстрадала и заслужила право выразить эту любовь от имени народа.

1. Прочитайте стихотворения Ахматовой, вошедшие в цикл «Ветер войны» (сборник «Бег времени»). Докажите справедливость утверждения: «Поэзия Ахматовой не только исповедь влюблённой женщины, это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли». Аргументируйте это суждение подбором цитат из прочитанных вами стихотворений цикла, разместив их в таблицу:

Исповедь женщины Исповедь человека-гражданина
 

2. В стихотворении А. Ахматовой «Родная земля» происходит своеобразная перекличка с программным стихотворением М. Ю. Лермонтова «Родина». Произведите сравнительный анализ этих двух произведений и ответьте на вопрос: «Одинаково или по-разному признаются поэты в любви к Родине?»

3. В каких стихотворениях А. Ахматовой открывается мир женской ду-ши — страстной, нежной и гордой? На примере одного стихотворения покажите, какой Ахматова описывает любовь. Назовите, с помощью каких средств передаётся психологически точный портрет лирической героини.

4. Как характеризуется в стихотворении «Мне голос был. Он звал утешно...» революционная Россия? Каким образом выражена позиция автора? Какими художественными средствами создаётся тональность произведения? В критической литературе жанр этого стихотворения определяется как инвектива (резко обличительное по характеру произведение). Подтвердите или опровергните это мнение.

5. Как описано творческое вдохновение в стихотворении «Муза»? Как тема творчества в этом произведении связана с бессмертием?