Русская литература. 11 класс

    Книга «Окаянные дни» (печаталась с перерывами в парижской газете «Возрождение» в 1925—1927 годах, опубликована на Западе в 1935 году) вызывала неоднозначные отзывы современников, литературной критики, особенно в последнюю четверть ХХ в. Это дневник, в котором И. А. Бунин выразил не только отношение к конкретному событию — Октябрьской революции, но и представил своё осмысление времени и человека через призму истории, философии, политики.

    Начало дневника становится своеобразной заявкой о характере и принципах интерпретации произошедшего в 1917 году: «Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто ещё более ужасное. Даже, наверное, так». Не менее удивительны для него и пророчества, обнаруживающиеся в собственных произведениях, созданных до 1917 года.

    Писатель передаёт многоголосие толпы; портретные характеристики не отличаются развёрнутостью, будто они написаны небрежно, «не причёсаны» рукой (пером) мастера. Но только на первый взгляд. На самом деле каждый портрет-эскиз продуман, подмечено главное в случайных, не знакомых автору людях, заострено внимание на их реакции на происходящее, всколыхнувшее огромную страну. 

    Читателю, как и самому И. Бунину, важно и интересно узнать отношение писателей-современников ко всему, что «совершается дома» (И. С. Тургенев). С одной стороны, он обращает внимание на те метаморфозы, которые происходят с отдельными из них (например, В. Брюсов, М. Волошин). С другой — понимает, что есть и те, кто искренне верит и предан революции, которая должна установить новый порядок, обеспечивающий всем равные права и гарантирующий позитивные изменения в жизни государства. 

    В центре внимания И. А. Бунина — газеты и журналы того неспокойного времени, наспех составленные крестьянские протоколы, жалобы, афиши и др.

    В политической неразберихе всё тревожнее звучат разносящиеся с невероятной скоростью слухи о заключённом с немцами мире. Позже разговоры о внешней и внутренней угрозе революции всё более пугающие: «…будто Кремль минируют, хотят взорвать при приходе немцев. Взорвать? Всё может быть. Теперь всё возможно»; «…через две недели будет монархия…»; «Эсеры будто бы готовят восстание. Солдаты будто бы на их стороне». Никому не известна подлинная расстановка сил, любая информация воспринимается как достоверная. Приведённые факты часто взаимоисключают друг друга, обыватель не знает, какие шаги предпринимать, чтобы не оказаться жертвой.

    Дневник начинается с рассказа о происходящем в феврале 1918 года в Москве, затем действие переносится в Одессу 1919 года. Благодаря упоминанию различных общественных, политических, военных деятелей, обычных жителей городов, сёл России, названий география произведения достаточно обширна.

    Интересны наблюдения разных людей независимо от их образования, культуры. Дворник замечает: «Татары, говорят, двести лет нами владали, а ведь тогда разве такой жидкий народ был?» Ему будто молчаливо «вторит» А. Пушкин: «Шли ночью по Тверскому бульвару: горестно и низко клонит голову Пушкин под облачным с просветами небом, точно опять говорит: “Боже, как грустна моя Россия!”»

    Стиль И. А. Бунина в «Окаянных днях» кардинально меняется: напоминает сводку, в которой главное — обозначить явление, факт. Исчезает лиризм, события сменяют друг друга стремительно, словно автор успевает их только зафиксировать, чтобы потом можно было восстановить их цепочку.

    Пейзажу отведено скромное место. Писатель изображает зиму и весну, но картины природы не похожи на привычные бунинские: «Перед вечером. На Красной площади слепит низкое солнце, зеркальный, наезженный снег. Морозит. …В небе месяц и розовые облака. Тишина, огромные сугробы снега»; «К вечеру всё по-весеннему горит от солнца. На западе облака в золоте. Лужи и ещё не растаявший белый, мягкий снег»; «Вчера вечером, когда за мокрыми деревьями уже заблестели огни, в первый раз увидал грачей»; «Очень чёрная весенняя ночь. Просветы в облаках над церковью, углубляющие черноту, звёзды, играющие белым блеском»; «День солнечный, почти такой же холодный, как вчера. Облака, но небо синее, дерево во дворе уже густое, темно-зелёное, яркое»; «Погода улучшается. Двор под синим небом, с праздничной весенней зеленью деревьев, с ярко белеющей за ней стеной дома, испещрённой пятнами тени».

    Чаще всего в этом произведении ночь, вечер, холод, мороз, с редкими яркими просветами и «вспышками» солнца, белого снега. С одной стороны, колористика не сведена только к мрачным краскам и полутонам; есть место розовому, золотому, синему, тёмно-зелёному, белому… Но чёрный цвет всё будто поглощает, за скрывшимся мраком — неизвестность, и оттого растерянность и страх. Два описания наиболее точно отражают авторское восприятие природного мира в этом людском и событийном хаосе: «Нынче сыро, пасмурно, хотя в облаках много свету»; «Ночью лил дождь. День серый, прохладный. Деревцо, зазеленевшее у нас во дворе, побледнело. И весна-то какая-то окаянная! Главное — совсем нет чувства весны. Да и на что весна теперь?» Пейзаж тревожный, пугающий, пророчествующий о чём-то трагическом. 

    Многое открывается писателю, он становится свидетелем того, чего прежде не было. Однако автор не стремился представить революцию исключительно в негативном свете. Он попытался постичь её сущность, влияние на человека, общество, понять её истоки и перспективу.

1. Найдите в словаре литературоведческих терминов определение понятия «дневник». Какие события и факты, по вашему мнению, должны быть отражены в дневнике и как это помогает постичь характер его автора? Обязательно ли фиксировать в дневнике ежедневные события или достаточно остановиться на ключевых, даже с большим временным перерывом?  2. Можно ли утверждать, что дневник — демократичный формат художественного произведения? Необходимы ли для создания (написания, ведения) дневника знания теории литературы, законы художественного творчества? 3. Прочитайте предлагаемый отрывок из «Окаянных дней». Как вы сегодня воспринимаете рассуждения писателя?   «Мне Скабичевский признался однажды:  — Я никогда в жизни не видал, как растёт рожь. То есть, может, и видел, да не обратил внимания.  А мужика, как отдельного человека, он видел? Он знал только “народ”, “человечество”. Даже знаменитая “помощь голодающим” происходила у нас как-то литературно... Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чём кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была».