Марина Ивановна ЦВЕТАЕВА

Марина Ивановна ЦВЕТАЕВА

Марина Ивановна ЦВЕТАЕВА 1892—1941
Я не верю стихам, которые льются. Рвутся — да! М. Цветаева

    Марина Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года в семье выдающегося филолога Ивана Владимировича Цветаева, профессора Московского университета, основателя и собирателя Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), и Марии Александровны Мейн, художественно одарённой натуры, талантливой пианист-ки. Отец познакомил Марину с историей и культурой Эллады — позже сюжеты и образы античности встретятся во многих её произведениях. О рано умершей матери Цветаева скажет: «Мать — самая лирическая стихия. После неё мне оставалось одно — стать поэтом».

    Марина росла среди музыки и книг. К семи годам она знала не-мецкий и французский языки, училась в музыкальной школе. Состоя-ние здоровья матери нуждалось в мягком климате, поэтому годы учения Марины проходят в частных пансионах Италии, Швейцарии, Германии, Ялты, затем в Москве. В 1908 году она осуществила самостоятельную поездку в Париж, где в Сорбонне прослушала курс старофранцузской литературы.

    Начало литературной деятельности. В 1910 году тайком от отца восемнадцатилетняя Марина выпустила свой первый поэтический сборник — «Вечерний альбом», который заметили в литературных кругах. Поэт Н. Гумилёв отметил: автором «угаданы все главнейшие законы поэзии» и это «не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихов». 

    «Кто Вам дал такую ясность красок? // Кто Вам дал такую точность слов?» — восторженно написал в своём стихотворном отклике на литературный дебют М. Волошин, поэт, критик и тонкий эссеист, который даже счёл необходимым посетить юную Цветаеву у неё дома. Эта встреча положила начало их многолетней дружбе. Впоследствии Цветаева неоднократно гостила у Волошина в Крыму, посёлке Коктебель, и всегда вспоминала об этом времени как едва ли не о самом счастливом в своей жизни. 

    Именно в Коктебеле в мае 1911 года Марина встретилась со своим будущим мужем — Сергеем Яковлевичем Эфроном, с которым разделила как недолгие счастливые, так и последующие горестные события их семейной жизни. «В его лице я рыцарству верна...» — так напишет о своём избраннике Марина Цветаева.

    Вскоре один за другим выходят два сборника её стихов — «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913). Эти книги продолжают и развивают уже прозвучавшие ранее мотивы камерной лирики, но в них отчётливо проявилась несомненная творческая самобытность автора. Критики отмечали: стихи Цветаевой узнаются безошибочно по «стремительности рвущегося ритма, особой интонации, тонкому лиризму личных переживаний». Читателей поражал тон твёрдой уверенности автора в своих творческих силах, избранном призвании.

После революции. Характер Марины Цветаевой всегда отличался независимостью, бунтарством, постоянным стремлением быть «противу всех», оставаться «самой по себе». Октябрьскую революцию она не приняла и упорно продолжала пребывать в мире романтических книжных представлений о жизни. Её муж вступил в Белую гвардию и после разгрома вынужден был эмигрировать, поэтому на долгих четыре года связь между супругами прервалась. Московский быт стал для поэтессы тяжелейшим испытанием: невозможность справиться в одиночку с доходившей до нищеты бедностью, отсутствие постоянного заработка, болезнь дочерей... Старшая дочь Ариадна вспоминала: «...Пока мама билась со мной и меня выхаживала, Ири-на умерла в приюте — умерла с голоду». Но Цветаева, несмотря ни на что, продолжала писать стихи, признаваясь в письме к друзьям: «...Единственная для меня роскошь —ремесло, то, для чего я родилась». В это время, живя почти в полном отчуждении от литературной среды, не причисляя себя ни к одному из поэтических направлений и групп, она работала над книгой «Лебединый стан», написала более ста стихотворений. В 1922 году в Москве в Госиздате вышли книга стихов Цветаевой «Вёрсты» и поэма «Царь-девица». В этом же году вместе с Ариадной Марина Цветаева покинула Советскую Россию и уехала в Берлин, где наконец после долгой разлуки встретилась с мужем, который к тому времени порвал с Белым движением, разочаровавшись в нём, и стал студентом университета в Праге. 

    В годы эмиграции. Для Марины Цветаевой началось труднейшее время эмиграции: три с половиной года она вместе с семьёй живёт в Чехословакии и 14 лет — во Франции. Довольно скоро Цветае-вой пришлось убедиться: русская эмиграция, поначалу встретившая её как единомышленницу, резко изменила своё отношение, не приняв смелые эксперименты со стихом, независимость и, наконец, само содержание творчества, направленное против «бархатной сытости» нарядных европейцев и процветающей в эмигрантской среде «всяческой пошлости». Один из рассерженных критиков, выражая мнение эмигрантской прессы, высказывался в печати о «нашем несочувствии» к поэзии Цветаевой, её «полной, глубокой и бесповоротной для нас неприемлемости». В противовес подобным выпадам Марина Цветаева со свойственным ей вызовом заявляла: «Ни к какому поэтическому или политическому направлению не принадлежала и не принадлежу». А в её черновой тетради появляется запись: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда...» Под словом «там» подразумевалась Родина, которую забыть и от которой отречься большому поэту невозможно. «Не быть в России, забыть Россию — может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри — тот потеряет её вместе с жизнью», — это суровое признание невольно станет для Цветаевой пророческим.

    Вокруг поэтессы всё теснее смыкалась глухая стена одиночества, бедственное положение семьи граничило с нищетой. И если понача-лу в различных зарубежных издательствах выходили книги её стихов «Разлука», «Стихи к Блоку», «Ремесло», «Психея», а в периодических изданиях время от времени появлялись отдельные лирические пьесы, поэмы, дневниковая проза, то со временем её произведения почти исчезли со страниц печати. В 1928 году в Париже была издана последняя прижизненная книга стихов Марины Цветаевой — «После России». От женщины-поэта потребовались незаурядные душевные силы, чтобы сохранить свою личность, живую душу и не смириться с обстоятельствами. Помогала «деятельная, мужская» сила характера, а также нервущаяся тонкая ниточка, связывавшая её с Россией.

    В начале 1920-х годов поэт Борис Пастернак, восхищённый вышедшим в Москве сборником стихов Цветаевой, написал ей письмо в Прагу, и между ними завязалась переписка. Эти письма, которые Пастернак назвал «драгоценными», очень помогали Марине в её изоляции, так много в них было «совместного, менявшегося, радостного и трагического». Неизменной оставалась дружба Цветаевой с русским поэ-том К. Бальмонтом, поселившимся в 1930-е годы в парижском пригороде. Тогда же Цветаева перевела на французский язык целый ряд стихо-творений Пушкина, посвятила великому русскому поэту цикл «Стихи к Пушкину», написала очерки «Пушкин и Пугачёв», «Мой Пушкин», где с трепетом рассказала о значении поэта в её жизни. Сильное впечатление произвела на Цветаеву встреча с В. Маяковским в Париже в 1928 году, когда в одном из кафе он читал свои стихи. Она приветствует советского поэта и, как возмущённо писали французские журналисты, «в лице его приветствует новую Россию». В душе Цветаевой крепло убеждение, что если не для неё, то для её детей будущее может быть только в России. В цикле «Стихи к сыну» она написала:

Езжай, мой сын, домой — вперёд — В свой край, в свой век, в свой час, — от нас — В Россию — вас, в Россию — масс, В наш-час — страну! в сей-час — страну! В на-Марс — страну! в без-нас — страну!

    Сын Марины Цветаевой, Георгий (Мур) Сергеевич Эфрон, родился 1 февраля 1925 года в Чехословакии. Вместе с матерью в 1939 году вернулся на родину. После смерти Цветаевой привёз в Москву ту часть её архива, которая была в Елабуге. Отличался литературной одарённостью и художественными способностями, о чём говорят оставшиеся после него дневники, письма и рисунки. В начале 1944 года был призван в армию. Погиб в июле 1944 года, будучи раненным в бою под деревней Друйка Браславского района Витебской области. Личная драма Цветаевой переплелась с трагедией века — страшными событиями Второй мировой войны. На её глазах была захвачена дорогая сердцу Чехия. В антифашистском цикле «Стихи к Чехии» (1938—1939) она с «гневом плача и любви» обращается к ставшему близким для неё народу: «Не умрёшь, народ! // Бог тебя хранит! // Сердцем дал — гранат, // Грудью дал — гранит». 

    Возвращение в СССР. Ввиду сложившихся обстоятельств муж Цветаевой Сергей Эфрон в 1930-е годы начал испытывать ностальгию по России, в нём крепло желание вернуться на родину. Дочь Ариадна разделяла позицию отца. Эфрон стал читать советскую прессу, вступил в Союз возвращения на родину и в 1937 году вслед за дочерью уехал в Ленинград. Марина Цветаева мужественно переносила своё одиночество, но всё же её положение становилось практически безвыходным: не оставалось ни издателей, ни читате-лей. Летом 1939 года она восстанавливает советское гражданство и вместе с сыном уезжает в СССР.

    Мечта вернуться на родину «желанным и жданным гостем» неосуществилась. В стране продолжаются сталинские репрессии. Объявленные изменниками Родины, в этом же году были арестованы сначала дочь Цветаевой, а затем муж. У самой поэтессы не было ни своего дома, ни работы, кроме редких заказов на переводы. У неё не было больше мужа, она не знала, что с дочерью. Так и не состоялась её встреча с читающей Россией.

    Когда началась война, Цветаеву вместе с сыном эвакуировали в Елабугу, посёлок на берегу Камы. Там тоже было тяжело и голодно. Заявление с просьбой принять её на работу в качестве судомойки в столовую Литфонда осталось без ответа. Под гнётом личных несчастий, из которых, казалось, не было выхода, 31 августа 1941 года Марина Ивановна Цветаева покончила с собой. 

    Говоря о неизданных произведениях Марины Цветаевой, Борис Пастернак был убеждён в том, что «Их опубликование будет большим торжеством и открытием для родной поэзии...». Время доказало справедливость этих слов. Марина Цветаева со всей своей непросто сложившейся судьбой, яркостью и неповторимостью самобытного дарования по праву занимает достойное место в русской поэзии первой половины XX века.

1. Пользуясь материалами учебного пособия, расскажите историю жизни Марины Цветаевой. Как в ней воплотилась душевная драма человека и поэта трагического XX столетия? 2. Докажите справедливость утверждения автора: «Моя поэзия — поэзия собственных имён». Назовите известных людей, которые стали адресатами или героями её произведений.

Индивидуальный стиль поэта. Понятие о поэтическом синтаксисе

Индивидуальный стиль поэта. Понятие о поэтическом синтаксисе

    Поэтический дар Цветаевой необычайно многогранен. Максимилиан Волошин считал, что «её творческого избытка хватило бы на не-сколько поэтов и каждый был бы оригинален». И вместе с тем Цвета-еву-поэта невозможно спутать ни с кем другим.

Индивидуальный стиль поэта — неповторимая манера письма, отличающая автора от других. Стиль поэта тесно связан c его видением мира и пониманием его закономерностей, жизненным опытом, нравственными принципами и эстетическим вкусом — всё это делает каждое произведение особенным и безошибочно узнаваемым читателями и слушателями.

    По оценке критиков, поэзии Цветаевой присущи «открытая эмоциональность и бурная темпераментность, полная свобода поэтического дыхания, крылатая лёгкость стиха... молниеносные темпы, богатая звуковая инструментовка, лёгкая игра со словом...». Сама Цветаева утверждала: «Безмерность моих слов — только слабая тень безмерности моих чувств». Тем не менее в своих стихах она всегда стремилась к афористической чёткости, смысловой конкретности.

    Главным средством организации стихотворной речи был для Марины Цветаевой ритм. Поэт Андрей Белый называл ритмы её стиха «непобедимыми», поскольку она, как ни один русский поэт, умела «рвать» стих, дробить его на части. В избытке пользуясь повторами, переносами, когда окончание предложения переносится из одной стихотворной строки в следующую, а также неполными предложениями, Цветаева подчиняла ритм интонации, а значит, особому синтаксису. Важную роль в её стихах играют пауза, обозначенная многоточием и тире, обрыв речи на полуслове, разговорный стих, отказ от рифмы. Не менее значима роль звуковой организации стиха, которую она называла «хождением по следу слуха народного и природного»: Не возьмёшь мою душу живу!

Так, на полном скаку погонь — Пригибающийся — и жилу Перекусывающий конь Аравийский. «Жизни», 1924

    Поэтический синтаксис — это система специальных средств построения речи, способствующих усилению её образной выразительности. Изобразительные средства в поэтическом синтаксисе —повтор, инверсия, параллелизм, риторический вопрос и другие — называют фигурами поэтической речи. 

    Но самая отличительная черта поэзии Цветаевой — сильный и звонкий голос. Образ её лирической героини перерастает в цельный поэтический характер, воплотивший душевную драму человека и поэта трагического XX столетия. Этот характер — вольный, неукротимый, страстный — стержень, вокруг которого разворачиваются лирические сюжеты всех её произведений, и единственный закон, которому он подчиняется, определён раз и навсегда:

Пред ним — все клонятся клинки, Все меркнут яхонты. Закон протянутой руки, Души распахнутой... «Чужому», 1920

    Марина Цветаева «распахнутой душой» всегда стремилась к раз-нообразию, искала и находила в поэзии новые источники вдохновения. В ранней лирике её волновали темы книжно-романтического происхождения, но очень скоро на смену им приходят переживания реальной жизни, возникавшие, как правило, на контрасте: любовь счастливая и неразделённая, верность и предательство, душевная сила и слабость, жизнь и смерть... Довольно рано в поэзии Цветаевой начала господствовать стихия песенного начала, воплотившая острое чувство России — её природы, истории, национального характера. К зре-лому мастеру приходит осознание высокого призвания поэта, и, как следствие, в её произведениях нашла отражение высокая оценка русской культуры, русской поэзии. Лирика Цветаевой, сильная и сложная, не знающая пределов, требует от читателя встречной работы мысли. Сегодня бесспорно одно: её новаторским, удивительно современно звучащим стихам, как она и предвидела в начале пути, настал «свой черёд». 

1. Докажите, что стиль Цветаевой-поэта уникален, добавив свои аргументы:  1) открытая эмоциональность и вместе с тем афористическая чёткость; 2) ...; 3) ... . Дополните эти аргументы примерами из стихотворений.

ЛИРИКА МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

ЛИРИКА МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

    «Домики старой Москвы» (1911). Наиболее полно тема Родины в поэзии Цветаевой нашла отражение в стихотворениях о Москве. Мотивы святости, праведности древней русской столицы — града «дивного», «мирного», «нерукотворного» — в полную силу самобытного таланта Цветаевой прозвучали в знаменитом цикле «Стихи о Москве» (1916). Но и в ранней лирике поэтесса искренне признавалась в любви и нежности к родному городу. Эти чувства не были отвлечёнными, они, как точно заметил В. Брюсов, в стихотворениях Цветаевой «всегда отправляются от какого-нибудь реального факта, от чего-нибудь действительного, пережитого». Таково стихотворение «Домики старой Москвы», вошедшее в первый сборник — «Вечерний альбом».

    Уже в самом названии автор определяет лирического адреса-та — «домики старой Москвы», к которым относится тепло и нежно, словно разговаривает с дорогими друзьями. Называя их ласково «домики... из переулочков скромных», лирическая героиня окружает эти образы романтическим ореолом московской старины. Домики оживают: мы видим «потолки расписные», высокие зеркала, «тёмные шторы в цветах», слышим взятые чьей-то рукой «клавесина аккорды». Образ милых девушек, прабабушек героини, склонившихся над рукоделием, напоминает о времени, когда Москва слыла городом красавиц, «ярмаркой невест». А с семейных портретов пристально, «в упор» смотрит на нас уходящий в прошлое XIX век.

    Элегическое звучание второй и третьей строф нарушает вопросительная интонация, усиленная повтором наречия «где». Где теперь этот уютный, особенный, «с знаком породы» московский образ жизни? Домики исчезают, подобно тому, как в сказках тают «дворцы ледяные». В руках какого недоброго волшебника находится жезл, «по мановенью» которого меняется облик города? Антитезу уходящей романтической старине представляет пришедшая ей на смену совсем иная эпоха. Используя лексику с открыто негативной оценкой — «уроды», «грузные», — поэтесса не скрывает своей неприязни к бездушной современности, её «домовладельцам», купившим право по-своему распоряжаться домиками-долгожителями, так долго хранившими душу «старой» Москвы.

    Кольцевая композиция позволяет сопоставить первую и последнюю строфы стихотворения, чтобы увидеть в обращении к лирическому адресату значимую замену глагола: «исчезаете вы» — «погибаете вы». «Погибнуть» — значит умереть не своей, а насильственной смертью. Этот глагол усиливает осознание непоправимости потери и словно призывает к ответу виновных. Уходящие в прошлое «домики» становятся в стихотворении образом-символом бездумно утрачиваемой неповторимости по-домашнему уютной «старой» Москвы и, как следствие, напоминанием об опасности духовного обнищания её жителей.

    «Моим стихам, написанным так рано...» (1913). Это стихотворение сама Марина Цветаева оценивала так: «Формула — наперёд —всей моей писательской (и человеческой) судьбы». Справедливость авторской оценки доказана временем. Включённое в 1920 году в ру-копись сборника «Юношеские стихи», которые, по мнению издателей, в те революционные годы оказались «несвоевременны и бесполезны», произведение при жизни поэта опубликовано не было. Но именно оно спустя сорок лет открывало сборник «Избранное» (1961), названный книгой, «вернувшей в Россию Цветаеву». Поэтическая «формула» автора действительно оказалась пророческой.

    Состоящее из трёх строф стихотворение «уместилось» в единственное предложение, и этим подчёркивается стремительность рассказанной в нём на одном дыхании истории рождения поэта. Стихи, написанные «так рано», едва ли не раньше пробуждения в ребёнке самосознания, продолжают жить, как и возникли, по законам самой природы: они непосредственны и непредсказуемы, срываются, «...как брызги из фонтана, // Как искры из ракет...». Благодаря этим сравнениям, рождающим образ движения воды и огня, а также объединению самых, казалось бы, несопоставимых понятий — «юность и смерть» — в стихотворении возникает мотив мятежа, вызова общепринятым канонам. В скучном, устоявшемся в своих вкусах обществе, которое поэт не без иронии называет «святилищем, где сон и фимиам», стихи подобны ворвавшимся без спроса «маленьким чертям», поэтому так и остаются «нечитанными», «разбросанными в пыли по магазинам». 

    В то же время между строк произведения ощущается состояние тревоги в душе ещё очень молодого поэта: с одной стороны, уверенность в подлинности литературного дара, невозможности подчинения расхожим стереотипам, а с другой — боль осознания собственной безвестности и трагическое понимание преждевременности своих стихов. Тем не менее Цветаева без колебаний выбирает путь, завещанный некогда поэтам самим Пушкиным: «...Дорогою свободной // Иди, куда влечёт тебя свободный ум...» Она не просто верит — она знает, что, согласно высшему закону, всё настоящее в искусстве выдержит проверку временем и обязательно будет востребованным:

Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черёд.

    Последняя укороченная строка вводит в стихотворение элемент неожиданности и поэтому приобретает особую силу убеждения, не требующего никаких доказательств.

    В теме поэта и поэзии стихотворение «Моим стихам...» открывает новые грани. Поднимая такую духовную проблему, как чувство собственной значимости творческого человека, его личностное развитие, поиск общественного признания, Цветаева утверждает: для поэта сами стихи составляют смысл жизни и высшее её предназначение. При этом созданный образ лирического героя-поэта, самостоятельность его позиции, преданность любимому делу внушают читателю уважение и вдохновляют.

    «Уж сколько их упало в эту бездну...» (1913). «Поэтический днев-ник одинокой возвышенной души» — так назвал литературный критик А. Павловский раннюю лирику Цветаевой. Её, рано потерявшую мать, уже в детстве испытавшую боль утраты, не могла не волновать тайна жизни и смерти. Однако Марина всегда страстно любила жизнь, остававшуюся для неё, несмотря ни на что, «распахнутой радостью». Стихотворение «Уж сколько их упало в эту бездну...» подтверждает это жизнелюбие.

    Согласно мудрой мысли Ф. Достоевского, «бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие». Именно о таком «бытии», противопоставленном «небытию», рассказывает поэтесса. В стихотворении резко противопоставлены две темы: тема жизни «на ласковой земле» и смерти («бездну, разверзтую вдали»). И для каждой из этих тем выстроен свой ряд образов. Там, где жизнь, там движение («всё, что пело и боролось, сияло и рвалось», «быстрота стремительных событий»), там музыка («виолончель... и колокол в селе»), там красота юности («И зелень глаз моих, и нежный голос, и золото волос»). Там, наконец, «насущный хлеб» человеческого общения («забывчивость», «изменчивость», «прощение обид», «безудержная нежность», «гордый вид»). А там, где разверзлась «бездна» — бездонная пропасть, — там остановка движения («застынет всё»), там вместо зелёных и золотых красок — темнота, вместо тепла огня — зола сгоревшего дерева. Лирическая героиня всем страстным темпераментом юности выбирает жизнь. Она не хочет понимать, как такое возможно, чтобы «под небом не было меня», хотя жизнь научила её раннему постижению значения слова «смерть». Мотив недоумения перед неизбежным становится ведущим в стихотворении, объединяющим столь редко объединяемые в поэзии трагедийный и романтический пафос. Образ лирической героини, «такой живой и настоящей», «ни в чём не знавшей меры», является воплощением самой жизни. Именно поэтому она, как к спасительной пристани, обращается к людям — «чужим и своим», и в этом обращении строго требует от них веры и тихо просит о любви. И в такой очень земной, человеческой любви она находит не только защиту от смерти, но и победу над ней:

— Послушайте! — Ещё меня любите За то, что я умру.

    Цветаева, обладая поэтическим даром предвидения, с необыкновенной проницательностью предугадывает закон бессмертия, отменяющий для человека, которого любят и помнят, «бездну» небытия. Неслучайно современники Цветаевой говорили, что «взлёты и падения её жизни выливались в побеждающие смерть стихи».

    «Генералам двенадцатого года» (1913). В стихотворении «Генералам двенадцатого года» гармонично соединились книжно-романтическое восприятие русской истории и созданный поэтом возвышенный образ поколения героев Отечественной войны 1812 года. Вслед за М. Лермонтовым («Бородино») и Л. Толстым («Война и мир») Цветаева подарила читателям испытываемое каждый раз с новой силой чувство восхищения мужеством русских офицеров, доблестно защищавших Отечество в самые тяжёлые времена. Александр Тучков (4-й) (1777—1812), ге-нерал-майор. На Бородинском поле генерал Александр Тучков, вдохновляя дрогнувший под неприятельским огнём Ревельский полк, с полковым знаменем в руках бросился вперёд и был смертельно ранен в грудь картечной пулей. Его не смогли вынести с поля боя, вспаханного артиллерийскими снарядами и бесследно поглотившего героя.

    Стихотворение согрето личными впечатлениями поэта. Цветаева вспоминает «один великолепный миг» из ранней юности, когда, восхищённая портретом генерала Тучкова-четвёртого, его «нежным ликом», его «золотыми орденами», влюбилась в этот образ и возвела его в идеал. При этом, посвящая стихотворение своему мужу Сергею, Цветаева словно объединяет разделённые столетием поколения, подчёркивая неизменность тех идеальных качеств, которые должны быть свойственны настоящим мужчинам — защитникам семьи и Отечества. В стихотворении есть лирический адресат — молодые генералы, которые ещё вчера были «малютки-мальчики», а сегодня уже «офицера». Может быть, не каждый из них получил столь высокое воинское звание, но все они, и это главное, сумели стать «генералами своих судеб». Поэтесса подчёркивает восхищение героями, используя обращение к ним на «вы», междометия («О», «Ах»), эпитеты с оценочным значением («очаровательные», «великолепный», «невероятный», «трогательно-юно»). Военная лексика («шинели», «шпоры», «ордена», «гривы коней», «сабли остриё») помогает создать атмосферу «века мун-диров», а её соединение с лексикой светской («франты», «бал», «перстни», «кудри дев») навевает романтический мотив мазурки и вальса.

    В стихотворении важен образ лирической героини, которая воспринимает героев личностно, как своих современников. Благодаря отсутствию временного барьера молодые генералы будто сходят с портретов и оживают. Как много движения в их развевающихся на ветру, напоминающих паруса шинелях, «невероятной скачке» их коней, весёлом звоне шпор! Как должны быть губительны для юных дев их сравнимый с блеском бриллиантов взгляд и нежное прикосновение руки!

    Цветаева с любовью окружает образы воинов незримым покровом небесного и земного заступничества («Вас охраняла длань Господня и сердце матери...», «Вас златокудрая Фортуна вела, как мать»), тем самым расширяя границы художественного пространства и времени, воспринимаемого как «везде» и «всегда». А включение архаизмов («длань», «златокудрая») усиливает звучание героического пафоса, создаёт атмосферу торжественности.

    По замечанию критика, «героям стихотворения присуще важнейшее качество самой Цветаевой — жадная любовь к жизни. Их храб-рость и есть величайшее проявление этой любви. Такие характеры сформировала Отечественная война 1812 года, научившая молодых офицеров не только бесстрашно жертвовать собой, защищая Родину, но и наслаждаться каждой минутой жизни. 

    Свидетельством воинской доблести героев становится строфа, в которой поэт передаёт наивысшее напряжение битвы:

Три сотни побеждало — трое! Лишь мёртвый не вставал с земли. Вы были дети и герои, Вы всё могли.

    Используя гиперболу, контекстуальные синонимы («дети и герои»), завершая строфу усечённой строкой и восклицательным знаком,поэт воссоздаёт кульминационный момент Бородинского сражения, достойный самой высокой поэтизации.

    Понятие Родины Цветаева кратко и точно определяла как «непреложность памяти и крови». Стихотворение «Генералам двенад-цатого года» наряду с лучшими её произведениями подтверждает неоспоримость факта: она поэт русского национального начала.

    Для кинофильма «О бедном гусаре замолвите слово» (реж.Э. Рязанов, 1981) композитор Андрей Петров написал несколько песен на стихи поэтов пушкинского времени. Но прозвучавший в фильме романс Настеньки на стихи Марины Цветаевой («Вы, чьи широкие шинели...») стал музыкальной жемчужиной этого фильма.

    «Мне нравится, что вы больны не мной...» (1915). Определяя источники поэтического вдохновения, Марина Цветаева признавалась: для неё «каждый стих — дитя любви». Любовная лирика — своеобразная сердцевина её поэзии, открывающая совершенно уникальный мир чувств и образов, даруемых любовью. Стихотворение «Мне нравится, что вы больны не мной...» было впервые опубликовано в 1965 году и, по мнению исследователей, стало «одним из бесценных открытий русской литературы Серебряного века». В антологии любовной лирики русских поэтов это произведение действительно занимает особое место, поскольку рассказанная в нём история — проникновенный монолог лирической героини, выбирающей «добровольный» отказ от возможности большого чувства. Звучащий как нежное признание в любви отказ продиктован неназванными обстоятельствами, которые можно объяснить короткой фразой — «не судьба». Неслучайно почти в каждой строке повторяется отрицательная частица «не», рождающая мотив невозможности, несвоевременности чувства. Любовь, как прекрасная гостья, стоит на пороге дома лирической героини и уже готова войти, но дверь остаётся закрытой. Словно под запретом находится и изменяющая мир власть этого чувства над её сердцем. Может показаться, что героине нравится осознавать себя свободной рядом с тем, кто мог бы стать для неё любимым. Повтор усиливает чувство достигнутой независимости: «Мне нравится, что вы больны не мной, // Мне нравится, что я больна не вами...»; «Мне нравится, что можно быть смешной...». Но почему-то кажется, что от строки к строке набирает силу мотив тайной печали, сожаления о невозможности счастья с тем, кого она готова полюбить.

    Особенно остро грусть звучит в завершающих вторую строфу строках: «...Что никогда в церковной тишине // Не пропоют над нами: аллилуйя!» Не будет прекрасного и торжественного обряда венчания, а значит, у этой истории не будет будущего.

    В третьей строфе героиня «и сердцем и рукой» благодарит того, кто так и не узнал о её чувствах, причём сказанное ею «спасибо» звучит как «прощайте». Меняется образ пространства: в нём поселяются «ночной покой», «редкость встреч», «не-гулянья под луной...», а солнце — образ-символ счастья — восходит где-то на чужом небосклоне. Но неизменным остаётся образ гордой и нежной души лирической героини, наполняющей каждую строку мелодией любви.

    Благодаря музыке Микаэла Таривердиева стихотворение стало удивительно красивой, полюбившейся всем песней, впервые прозвучавшей в кинофильме «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (реж. Э. Рязанов, 1975) Кольцевая композиция лирического произведения подчёркивает строгость избранной формы, подобной гранитным берегам, сдерживающим порывы стихии. Но появившееся в заключительных строках междометие «увы!» всё же выдаёт грусть о невозможном.

    «Имя твоё — птица в руке...» (1916). По воспоминаниям дочери Цветаевой, Александр Блок «в жизни Марины был единственным поэтом, которого она чтила... как... божество от поэзии и которому, как божеству, поклонялась». Между тем Цветаева не была лично знакома с Блоком, она видела его лишь дважды во время выступлений поэта в Москве в мае 1916 года, но тогда так и не решилась подойти к нему. Преклонение перед кумиром Цветаева пронесла через всю жизнь и воплотила в поэтическом цикле «Стихи к Блоку» (1916—1921), состоящем из 18 стихотворений. Первым в этом цикле и одним из самых известных стало стихотворение «Имя твоё — птица в руке...».

    Обращаясь к Блоку, Цветаева не называет его имени, которое хра-нит глубоко в сердце как самое дорогое сокровище. Тем самым стихотворение приобретает молитвенный настрой, усиленный многократно повторяемым обращением «имя твоё». Между поэтом и лирической героиней непреодолимое расстояние, она может обратиться только к его имени, запечатлённому на обложке книги, и к портрету, благоговей-но целуя его «в глаза, в нежную стужу недвижных век».

    Из пяти магических для Цветаевой букв — БЛОКЪ (по дореволюционной орфографии) — сложился романтический образ поэта. На первый взгляд, он соткан из цепи глубоко индивидуальных, личных ассоциаций, возникающих в сознании лирической героини, когда она произносит это имя. Но насколько свежо и неповторимо, соединившись вместе, они воссоздают мир поэзии Блока! Это спустившаяся на миг из поднебесья «птица в руке», и безответный холодок «льдинки на языке», и прилетевший откуда-то из детства «мячик, пойманный на лету», и возникающий при повторе имени звон «серебряного бубенца во рту...». Смежная рифмовка, почти полное отсутствие глаголов придают стихотворению яркую описательную окраску, подчёркнутую ассоциативность.

    Возникающие во второй строфе звуковые образы расширяют границы пространства и времени, навевают мотивы пейзажной лирики Блока с его мечтательным романтическим героем: слышится «всхлип» камня, «кинутого в тихий пруд», «лёгкое щёлканье ночных копыт...». Ставшее громким имя поэта неожиданно приравнивается к «щёлкающему курку», направляющему выстрел прямо «в висок» тем, кто сражён великой силой его поэзии, которая, подобно живой воде, обладает силой воскрешать, стоит только сделать один «ключевой, ледяной, голубой глоток».

    Как пишут исследователи, «стихотворение уникально тем, что, прославляя одного великого поэта, оно в то же время показывает необычайный талант второго, поскольку “хранит печать души пре-красной”».

СТИХИ К ПУШКИНУ

СТИХИ К ПУШКИНУ 

    Всю жизнь, начиная с детства, М. Цветаева преклонялась перед гением А. С. Пушкина. При этом отношение её к великому поэту было как к собрату по перу, единомышленнику, родному по духу человеку. А. Пушкин для Цветаевой — Поэт, с которым она вступает в диалог равного с сильнейшим. Заполнив собой значительную часть духовного мира Марины Цветаевой, он вторгся и в её поэзию.

    Один за другим стали появляться стихи, посвящённые А. Пушкину (первое — в 1913 году). На протяжении всей жизни она много упоминала о нём в личной переписке, своих творческих тетрадях. В 1930-е годы она перевела восемнадцать его стихотворений на французский язык, стала автором оригинальной прозы «Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачёв». Но по-настоящему, в полный голос, М. Цветаева сказала о поэте в замечательном стихотворном цикле «Стихи к Пушкину» (1931), опубликованном во французском журнале «Современные записки» в 1937 году. Цикл состоит из семи произведений, написанных в 1931 году и около шести лет лежавших без движения. В одном из писем Марина Цветаева охарактеризовала эти стихи: «Страшно резкие, страшно вольные, ничего общего с канонизированным Пушкиным не имеющие, и всё имеющие — обратное канону. Опасные стихи… Они внутренне — революционны… внутренне — мятежные, с вызовом каждой строки…» Так автор отвергает попытки превратить образ Поэта в икону.

    В первом, открывающем цикл стихотворении «Бич жандармов, бог студентов…» Цветаева (она же лирический герой) возмущена той ролью, которую спустя столетие навязывают Поэту: «Пушкин — в роли монумента? гостя каменного?..  лексикона?.. гувернёра?.. мавзолея?..» Казённым восторгам «брадатых авгуров» противопоставлен образ Поэта-бунтаря, «звавшего своим небо Африки», воевавшего с «соловьями слова», «самовола», обладавшего духом «самым вольным, самым крайним», чувствовавшего себя свободно при встрече с царём. Эмоциональным настроем стихотворения Цветаева подтверждает сделанное ею признание: «Пушкину я обязана своей страстью к мятежникам — как бы они ни назывались и ни одевались».

    В стихотворении «Пётр и Пушкин» Цветаева, перечисляя заслуги царя Петра I, превыше всего оценивает его решение привезти «на белую Русь Ганнибала-Арапа»:

Сего афричонка в науку Взяв, всем россиянам носы Утёр, и наставил, — от внука-то Негрского — свет на Руси!

    Представляя, как бы Пётр I относился к Пушкину — своему «истинному правнуку», который «Петров унаследовал дух», автор наделяет образ монарха щедрой благосклонностью к поэту, бережным отношением к его праву на свободу выбора:

Плыви — ни об чём не печалься! Чай, есть в паруса кому дуть! Соскучишься — так ворочайся, А нет — хошь и дверь позабудь!

    Образы российских самодержцев, современников поэта, «разжаловавших» Пушкина, установивших за ним «жандармский сыск», на фоне Петра-гиганта выглядят бледными «опёнками», ограничивающими права и свободу поэта даже тогда, когда жалуют ему чин «камерного юнкера» или доступ к «отечественным архивам», не говоря уже «о взгляде василиска», «о замораживании уст» и о ссылке Пушкина «в румынскую область».

    В последней строфе Цветаева придаёт стихам торжественность оды, когда благодарит Петра за Пушкина, его «Последний — посмертный — бессмертный // Подарок России…».

    Критики нередко упрекали Цветаеву в излишней усложнённости стиха, ставя в пример классическую, в том числе и пушкинскую, поэзию. Но она считала великого новатора Пушкина в деле обновления поэтического языка союзником. Третьему стихотворению цикла неслучайно дано рабочее название «Станок», чтобы на правах соратника по поэтическому цеху раскрыть те муки творчества, которые были ведомы Пушкину. Листая опубликованные черновики поэта, она понимает значение «каждой помарки», ощущает вес каждой «открытой скобки», смысл «мнящейся описки», знает, «как скрипелось негрскими зубьми», «как бежалось к голому столу», за которым ежедневно разворачивалась труднейшая из битв — «самого с самим».

    И как вызов тем, кто критиковал её за сложность стиля, Цветаева берёт великого поэта в союзники, завершая стихотворение строками:

— Пушкиным не бейте! Ибо бью вас — им!

    В основу стихотворения «Преодоленье…» положено воспоминание А. О. Россета, который перекладывал тело умершего Пушкина в гроб: «Мне припомнилось, какого крепкого, мускулистого был он сложения, как развивал он свои силы ходьбою». Для Цветаевой слово «мускул» становится в стихотворении ключевым, от строфы к строфе расширяющим границы своего значения: «мускул полёта, бега, борьбы», «побегов степных», «гимнаста и арестанта», «мускул весла»… 

    Последняя строфа рождает аллюзию на пушкинского «Пророка», звучит как апофеоз творческой мощи поэта, дарованной свыше:

То — серафима сила была: Несокрушимый Мускул — крыла.

    Гневным обличением царя Николая I стало стихотворение «Поэт и царь», в котором отрицающий пафос приобретает характер инвективы. Цветаева объясняла свой гнев «местью поэта за поэта». По форме и содержанию это страстный монолог против главного виновника гибели Пушкина, заканчивающийся наказом потомкам, вглядывающимся в «величавый» «мраморный» облик царя:

Зорче вглядися! Не забывай: Певцоубийца Царь Николай Первый.

    Сила негодования Цветаевой-поэта сравнима с приговором, вынесенным М. Ю. Лермонтовым убийцам Пушкина во второй части его стихотворения «На смерть поэта». Но свой вердикт Цветаева заканчивает конкретным указанием имени убийцы.

    В завершающих цикл стихотворениях «Нет, бил барабан перед смутным полком…» и «Народоправству, свалившему трон…» автор возвращается к скорбным дням погребения поэта. По свидетельству П. А. Вяземского, в день выноса тела Пушкина в его доме, «где собралось человек десять друзей и близких, очутился целый корпус жандармов. Без преувеличения можно сказать, что у гроба в большом количестве собрались не друзья, а жандармы». В. А. Жуковский вспоминал: «…В минуту выноса… нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви». Излагая столь бесславные факты русской истории языком поэзии, используя антифразис, Цветаева низводит значение неоднократно повторяемого слова почёт до прямо противоположного ему стыд:

Кого ж это так — точно воры вора Пристреленного — выносили? Изменника? Нет. С проходного двора — Умнейшего мужа России.

    «Умнейшим мужем России» назвал А. Пушкина царь Николай I при личной встрече с ним в сентябре 1826 года. Заканчивая произведение «царской» характеристикой, Цветаева усиливает саркастический пафос стихотворения, а значит, ещё более обнажает вину тех, кто в полной мере отдавал себе отчёт в несоизмеримости между ничтожеством собственных действий и пониманием значимости события для России:

Не поручать палачам похорон Жертв, цензорам — погребенья Пушкиных.

    Заканчивая стихотворение множественным числом — «Пушкиных», Цветаева имеет в виду истинных поэтов, которые во все времена остаются для многих неудобными. Ведь даже при «народоправстве» невозможно «упразднить тренья» между правдой и правдоподобием, решительным шагом и малодушным компромиссом.

СТИХИ К СЫНУ

СТИХИ К СЫНУ

    Цикл «Стихи к сыну» (1932) состоит из трёх стихотворений, написанных Цветаевой во Франции в непростое для семьи время. По воспоминаниям близких, Марина Ивановна не просто любила, а боготворила своего сына. В многочисленных дневниковых записях она подробно рассказывает о нём: его занятиях, склонностях, привязанностях. Мать и сын были схожи характерами.

М. Цветаева с сыном Георгием     Старшая дочь Цветаевой Ариадна писала: «Георгий (в семье его называли Мур) был прост и искренен так же, как мама. Мама ведь была искренняя и открытая, и он не лукавил и не был дипломатом. То, что он делал плохого, он всегда рассказывал, ему так нужно было, потому что правда была в его душе».

    А сама Марина Ивановна оставила в дневнике признание: «Вокруг — грозные моря неуюта — мирового и всяческого, мы с Муром — островок, а может быть, те легкомысленные путешественники, разложившие костёр на спине анаконды. Весь мой уют и моя безопасность — Мур: его здравый смысл, неизбывные и навязчивые желания, общая весёлость, решение (всей природы) радоваться вопреки всему, жить текущим днём и часом — мигом!.. его неизбывная жизненная сила». Именно поэтому поэтическое обращение Цветаевой-поэта к сыну приобретает исповедальный характер.

    Произведения цикла объединяет одна идея: извечный конфликт между отцами и детьми в настоящее для поэта время обострён разделением поколений на «бывших» русских и их не знавших Родины детей. Поэтические строки цикла, дышащие величайшей силой любви матери к сыну, в такой же степени наполнены любовью лирической героини-поэтессы к оставленной России. Образ Родины предстаёт в трёх измерениях: «Русь — прадедам, Россия — нам, // Вам… — Призывное: СССР». Какую же страну для сына выбирает мать? Понимая, что невозможно «нести ребёнку в колыбель землицу, стёршуюся в пыль» («Русь — это прах»), она однако строго наказывает сыну: «…Чти этот прах!» Но с болью в сердце понимает, что следует идти не назад, а вперёд, туда, куда глядят «всех стран — глаза»:

    Если же препятствием этому решению станет разделившая народ вражда, сыновья не должны оглядываться на прошлое, на тех, кого поэтесса считает «дописанными, как лист»:

Дети, сами пишите повесть Дней своих и страстей своих… Наша ссора — не ваша ссора! Дети! Сами творите брань Дней своих.

    Словно предвидя ждущую своего часа семейную трагедию, которая навсегда разлучит мать и сына, Цветаева-поэт заглядывает в будущее и свято верит, что не увидит своё дитя ни «нулём», ни «слепцом путей», ни «парой челюстей, которые жуют», ни «галльским петухом», ни «томным женихом…». И даже если только Бог определённо знает ответ на вопрос, кто кем в этой жизни станет, то мать не менее определённо готова побожиться, кем её сын в жизни никогда не станет:

Я, что в тебя — всю Русь Вкачала — как насосом! Бог видит — побожусь! — Не будешь ты отбросом Страны своей.

    Время подтвердило пророческую силу этих строк: Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой, погиб на поле боя, защищая от врага родную страну, которую всеми силами любящей души завещала ему мать.

КРЫСОЛОВ

КРЫСОЛОВ

    Поэма «Крысолов» (1925) была начата в марте 1925 года в чешском селении Вшеноры и завершена в ноябре того же года в Париже. Для европейского литературного модернизма начала XX в. характерно обращение к мифам, легендам, знаменитым сюжетам разных культур.

В основу произведения М. Цветаевой положен сюжет средневековой германской легенды, рассказывающей, как в 1284 году немецкий город Гаммельн наводнили крысы, от которых не было спасения. Тогда в городе появился бродячий музыкант и звуками флейты заворожил крыс, привёл их к реке Везер, где они утонули. Но, не получив от бургомистра обещанного вознаграждения, музыкант, когда взрослые горожане были на воскресной службе, звуками той же флейты увёл из города всех детей на гору Коппенберг, которая разверзлась и поглотила их. Впоследствии эта легенда стала основой сюжета народных песен, сказок братьев Гримм, литературных баллад и стихотворений Гёте, Гейне, а также русского поэта И. Бродского.

    Создавая поэму, Марина Цветаева несколько изменила фольклорный сюжет: наградой для музыканта-крысолова должно было стать не золото, а женитьба на красавице Грете — дочери бургомистра. Но глава города не выполнил своего обещания, поэтому в итоге лишился ребёнка, который вместе с другими детьми оказался на дне озера. Изменение сюжета было продиктовано как философской проблематикой поэмы, так и остросовременной, социальной (не случайно поэтесса определила жанр поэмы как лирическую сатиру).

    В записных книжках Цветаевой сохранилась запись (март 1925):

«Толкование: Охотник — Дьявол-соблазнитель — Поэзия. Бургомистр — Быт. Дочка бургомистра — Душа... Крысы — земные заботы, от которых Охотник освобождает город. Быт не держит слово Поэзии, Поэзия мстит».

    Цветаева выражает идею об особом положении поэта по отношению к обществу и государству, противостоянии его жизни тусклому быту и существующему миропорядку. Раскрытию авторского замысла служит оригинальная композиция поэмы, состоящей из шести глав.

    Первая глава «Город Гаммельн» погружает читателя в атмосферу пошлости и бездуховности, в которой протекает жизнь обывателей города. Для них, сытых и самодовольных, «глубоко негодным в быту предметом» оказывается душа:

В городе Гаммельне — ни души. Но уж тела за это! Плотные, прочные. Бык, коль дюж, Дюжины стоит душ.

 

    Главными добродетелями гаммельнцев являются душевный покой, бережливость, здравый смысл и достаток. Образом-символом овеществления сознания горожан в поэме выступает обыкновенная пуговица, на которой, по их убеждению, «весь склад и быт держатся». Автор иронически советует: «Кто не хладен // и не жарок, // прямо в Гаммельн поезжай».

    Во второй главе «Сны» поэт погружает нас в таинственную область — царство мечтаний, фантазий, грёз… Но в этом «рай-городе», «вовремя-засыпай-городе» даже сны не выходят за пределы обыденности:

Всё как следует, как по-писаному! Вся вещественность плоти… Не сущность вещей — Вещественность сути.

    В уснувших домах повсюду пахнет «бархатной, штофной портьерной» пылью — именно так, по словам поэта, «смердит изобилье!».

    Цветаева рисует город, которому свойственны все признаки замкнутого государства-утопии: «выключенность из времени и отсутствие изменений как гарантия стабильности; регламентированность и мера во всём; трактовка блага, здоровья, справедливости и нравственности как производных от интересов государства. Модель идеального города в поэме совмещается с мифом о земном рае, в котором права Бога берёт на себя бургомистр».

    Но в застывшем в мёртвом благополучии городе есть исключение — дочка бургомистра. Она лишь несколько раз на мгновение появляется в поэме — образ-символ томящейся в плену живой Души города. Грета нежна и прекрасна:

Соломонова пшеница — Косы, реки быстрые. Что же мнится? Что же снится Дочке бургомистровой? Запахи, шёпоты… Всё — и ещё что-то!

    Имя библейского царя рождает аллюзию на книгу Библии «Песнь Песней», воспевающую красоту возлюбленной Соломона, а имя Грета — к трагедии Гёте «Фауст», главный герой которой полюбил юную Гретхен.

    В третьей главе «Напасть» утопическая картина мира прерывается картиной городского бедствия — нашествием крыс. Злу «сытых» противостоит «злость голодных»: «Переполнение складов — рисом — // Следствием крысы». Нашествию грызунов автор придаёт сходство с революцией, а крысам — с революционерами: их радикальные взгляды, прожорливость, безбожие вызваны социальной несправедливостью, а злость против «сытых» имеет оправдание:

Есть — голода злость. Злость тех, кто не ест… Злость тех, кто не сыт.

    Шествие крыс сопровождается аллюзиями на послереволюционные события в России. Происходят постоянные расстрелы:

Не потел — под расстрел, Не хотел — под расстрел, Не пострел — под расстрел!

    Звучат характерные упоминания о том, как крысы-люди «не искали ж протоптанных троп на Москву», «брали ж Перекоп!». Кроме того, они говорят на советском новоязе — широко используют соответствующие аббревиатуры и политическую терминологию: «У нас: взлом, у них: Ком, // У нас: чернь, у них: тёрн, // Наркомчёрт, наркомшиш, — // Весь язык занозишь!» «Крысиные ритмы», построенные на частом использовании скороговорок, плакатной лексики, оказываются созвучны ритмам советской революционной риторики.

    Начавшаяся в городе паника усугубляет положение горожан. Порождённое пороками ответное зло бесчинствует, угрожая бюргерам голодной смертью. Только чудо может спасти Гаммельн от гибели. И оно происходит: «В город медленно входил // Человек в зелёном — с дудочкой». Зелёный цвет является символом весны и пробуждения. А сам Музыкант служит искусству, а значит, красоте: «Госпожу свою — Музыку — славлю».

    В четвёртой главе «Увод» автор наделяет образ Крысолова двояким смыслом: с одной стороны, «человек с дудочкой» — традиционно сказочный герой, стремящийся совершить подвиг, чтобы получить в награду дочь господина, но с другой — его флейта обладает силой дьявольских чар, и эта сила способна погубить не только крысиную напасть, но и будущее Гаммельна. Сначала Крысолов призывает в поход соскучившихся по движению и борьбе крыс, превратившихся в сытых бюргеров, которые устали от покоя и жалуются:

— У меня отрастает живот: До колен, как у царских крыс. — У меня — так совсем отвис. Без борьбы человек не жилец! — У меня разминулся жилет С животом: не разлад, а брешь. — У меня объявилась плешь. — У меня отсыхает хвост.

    Он, становясь Сердцеловом, зовёт крыс покорить новую страну — Индостан, обещая им на побережье Ганга «рис», «маис», «пальмовое вино», «сахарный тростник»… Голос его флейты настойчивее упрекает и призывает: «Перекорм. Пересып. Перестой. Пересест. Перемен!» Чем же заканчивается этот поход-«увод»?

Но крыс тех уже — Никто и нигде: Круги по воде.

    По мнению автора, музыка становится высшей властью, поскольку показывает условность и ограниченность любых социальных переворотов — и буржуазных, и революционных.

    Но, словно с высоты, звучит в поэме иная музыка, и на мгновение вновь возникает образ прекрасной и чистой в своей доверчивости девушки Греты:

Ах! А с балкона Вроде ожога… Вроде поклона… Кажется — розу Поднял флейтист?

    Любовь — единственная сила, которая должна править миром, но она в этой истории остаётся только мечтой, несбывшейся возможностью…

    Пятая глава «В ратуше» показывает, насколько инертен город «сытых», не способный сдержать данное слово, не умеющий быть благодарным. Все собравшиеся единодушны в решении нарушить обещание, данное Крысолову: вместо прекрасной невесты наградить его всего лишь «футляром на флейту» из папье-маше — жёваной бумаги. Автор использует средства сатиры — сарказм и гротеск, когда изображает полное «свинство» бюргеров, «ратсгерров», «думсгерров» во главе с бургомистром:

Сто кабанов захрюкало: Заколыхали брюхами.

    Между тем Музыкант не просто обижен — он оскорблён всеобщим непониманием, что флейта и футляр противоположны по своей сути. Музыкантом может назвать себя лишь тот, «кто со всего и все // В мире — чехлы срывает». Рисуя портрет Крысолова в пятой главе, Цветаева показывает рвущуюся наружу мощь его молчаливого гнева, вылившегося в страшную месть:

Тих как мех. Тих как лев. Губы в смех. Брови в гнев. Выше звёзд, Выше слов, Во весь рост — Крысолов.

    Шестую главу поэмы Цветаева назвала «Детский рай». Живущие в городе Гаммельне дети давно уже утомлены скучным распорядком, повторяющимся изо дня в день, а также сухой, основанной на догмах, системой образования. Надоевшему звону будильника и сидению за партой они предпочли музыку волшебной флейты, пообещавшей им настоящий рай, т. е. возможность вольной жизни, полной радостных забав: 

Есть у меня — не в службу, а в дружбу! — Для девочек куклы, для мальчиков ружья… — Глубокая ловля и быстрая гребля, — Для девочек — иглы, для мальчиков — кегли

    Этим раем в конце поэмы становится «тихое подводное» царство, в котором властвует «одно ледяное, одно голубое»… И вместе с детьми, «точно облачко перистое», навсегда уплывает из своего дома красавица Грета.

    «Пу-зы-ри», — этим чётко прозвучавшим словом заканчивает Цветаева поэму, но при этом оставляет читателям возможность судить самим, губит ли девушку Музыкант с волшебной флейтой в руках или, уводя из Гаммельна, спасает.

    В поэме «Крысолов» Цветаева провозглашает идею, ставшую её жизненным и творческим кредо, полной независимости поэта от всего материального, равно как и неизбежной победы искусства над бытом и земными заботами.

1. «Пушкину я обязана своей страстью к мятежникам», — признавалась Марина Цветаева. Докажите, что образ Пушкина в цикле «Стихи к Пушкину» — это образ мятежного поэта. 2. Взяв на себя роль учёного-пушкиноведа, покажите, как в цикле «Стихи к Пушкину» переплелись поэзия и история жизни Пушкина. 3. Образ Музыканта в поэме «Крысолов» Цветаева толковала так: «Охотник — Дьявол-соблазнитель — Поэзия». Составьте собственное мнение о главном герое поэмы, ответив, кто такой Крысолов. Он герой положительный («Поэт»), или отрицательный («Дьявол-соблазнитель»), или обыкновенный («Охотник»)? 4. Исследователи поэтического стиля Цветаевой пишут: «Судорожные и вместе с тем стремительные ритмы Цветаевой — это ритмы XX века. Поэзия Цветаевой — не о революции, но она синхронна революции». По мотивам поэзии Цветаевой напишите эссе на тему: «Стихи, которые рвутся!» 6. Подготовьте анализ понравившегося вам стихотворения, вошедшего в первые сборники М. Цветаевой. Охарактеризуйте признаки, по которым стиль поэта узнаётся безошибочно.  7. Насколько многогранно в поэзии М. Цветаевой воплотилось чувство Родины — её природы, истории, национального характера? Ответ дополните подбором цитат из стихотворений, раскрывающих разные грани этой темы. 8. На примере одного из стихотворений М. Цветаевой, посвящённых русским поэтам (А. Пушкину, А. Блоку, А. Ахматовой), покажите, что в её произведениях нашла отражение высокая оценка русской культуры, русской поэзии. 9. Дополните, познакомившись с книгой, начатую аннотацию: Ариадна Сергеевна Эфрон, дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, оставила воспоминания о своей матери — «Моя мать — Марина Цветаева». В книге... 10. Найдите в интернет-источнике (ru.wikipedia.org) полный список музыкальных композиций, созданных на стихи Марины Цветаевой. Составьте свою версию аудио-, видеоконцерта из наиболее известных и любимых вами песен автора. Сопроводите её составленным вами литературным комментарием. 11. Выполните тест «Биография и творчество М. Цветаевой».